Увеселительная прогулка - Страница 39

К оглавлению

— Ну и фантазия у тебя!

— Что ты сказала?

— Не кричи, Альберт, я пока еще достаточно хорошо слышу.

— А я не потерплю, чтобы ты так со мной разговаривала.

— Уже были случаи, когда ты подходил к делу предвзято.

— С каждым бывает. Но это дело ясное и бесспорное…

— Разве он сознался, что хотел ее изнасиловать?

— По его словам, в тот день они «занимались этим» три или четыре раза.

— Черт возьми!

— Что ты говоришь?

— Я говорю: черт возьми!

— Чему ты удивляешься?

— Ну и способности у этого парня!

— Ты хочешь сказать, потенция.

— Нет, именно способности… в этом смысле. Одной потенции недостаточно. Потенция есть у многих. Надо еще уметь ею пользоваться.

— Что ты болтаешь?

— То, что слышишь.

— По правде говоря, ты меня просто шокируешь. Что это на тебя нашло?

— Ничего на меня не нашло.

— Бывает, что незадолго до климакса женщины резко меняются.

— С тобой со смеху помрешь. Ты что, изучаешь проблему климакса?

— Я недавно прочел одну научную статью на эту тему.

— Ну и что же со мной происходит, господин прокурор?

— В климактерический период изменяется функция гипофиза, по-другому происходит выделение гормонов и могут наблюдаться всевозможные странности в поведении.

— Например?

— Женщина твоего возраста может вдруг стать нимфоманкой.

— Этого, дорогой Альберт, ты можешь не опасаться. Я уже давно усохла, как бесплодная смоковница.

— Что ты хочешь этим сказать? Ты обвиняешь меня?

— Ах, да что там, ладно уж.

— Может быть, я не исполнял своих супружеских обязанностей? Разве мы с тобой не родили четверых детей?

— Знаешь, несколько дней назад я слышала по радио лекцию одного врача, он рассказывал о браке, о половом воспитании и так далее, так вот он сказал, что однажды к нему на прием пришли восьмидесятилетние супруги и пожаловались, что они в таком преклонном возрасте все еще исполняют свои супружеские обязанности, и притом с удовольствием.

— В таком возрасте это действительно уже непристойно! — изрек Лутц.

— А этот врач — между прочим, знаменитый американский профессор, только я забыла его фамилию — утверждает как раз обратное.

— Это просто безобразие!

— Про молодежь он сказал: надо идти им навстречу, как только они достигнут половой зрелости. Профессор даже сказал: раз существует опасность всяких извращений, лучше, чтобы они с самого начала жили нормально.

— Как это жили нормально?

— Парень с девушкой.

— Так, так! А где, позволь тебя спросить?

— В постели.

— В какой постели?

— В своей!

— Свинство, и больше ничего. Я буду жаловаться генеральной дирекции радиовещания в Берне, тут надо принять самые строгие меры.

— Это была лекция очень известного американского профессора. Не вздумаешь же ты нападать на такого человека.

— Я главный прокурор по делам несовершеннолетних, так что мы еще посмотрим. Но что больше всего меня удивляет, нет, даже пугает — это как изволишь рассуждать ты!

— Как я изволю рассуждать?

— Весьма фривольно!

— Знаешь, Альберт, я потихоньку от тебя посмотрела те два «просветительных» фильма, запрещения которых ты так добивался. С одной стороны, я совершенно не понимаю, за что их надо запрещать, что в них безнравственного, как ты выражаешься. С другой стороны, у меня такое впечатление, что никаких особых откровений там нет.

— Интересно, моя супруга ходит смотреть фильмы по так называемому половому просвещению.

— Для того, чтобы лучше понять тебя!

— Чтобы лучше понять меня?

— А знаешь ли ты?.. Все равно когда-нибудь надо же тебе сказать… знаешь ли ты, что оба твоих сына уже целый год проходят курс лечения?

— Какого еще лечения?

— По поводу мнимой импотенции…

— Мои сыновья?

— Твои сыновья.

— Ты никогда не остановишься перед пошлостью, чем пошлее, тем лучше. Лишь бы меня уколоть, уязвить…

— Пожалуйста, не разыгрывай опять из себя обиженную невинность.

— Говорят «оскорбленная невинность».

— А я говорю «обиженная невинность».

— Отчего это мои сыновья оказались…

— Импотентами?

— Не повторяй это гадкое слово!

— Они уже вылечились. Все это было на почве невроза.

— Вот видишь!

— Я заговорила об этом только потому, что ты сегодня рассказал мне про того мальчика и потому что я следила за этой историей по газете, а теперь дело попало к тебе.

— И это тебя навело на размышления?

— Конечно.

— К каким же выводам ты пришла?

— По правде говоря, ни к каким. Просто, раз ты так упрямо твердишь, что между ними ничего не было, то есть что парень хотел изнасиловать девчонку…

— То что?

— То я бы без колебаний поверила парню, что девчонка сама пошла на это.

— Девушки так себя не ведут!

— Господи, Альберт, какие глупости ты иногда говоришь, ты же совершенно не знаешь девчонок!

— У меня у самого две дочери!

— Только ты ничего о них не знаешь!

— Я могу каждый их… я могу все прочесть по их глазам.

— Что-то пока ты этому не научился.

— Чему?

— Читать по их глазам.

— Так… Какие еще ужасы ты намерена мне открыть?

— Никаких ужасов.

— Я жду откровенного разговора.

— Я могу сообщить тебе только одно: твои дочери, несмотря на твое воспитание, не выросли такими уродами, как мы с тобой.

— Ах вот как! Значит, если человек честно и целомудренно живет до свадьбы, это теперь называется уродством? Чего ты смеешься?