— С чем?
— С тем, что у меня не осталось никаких чувств… к тебе. Я до смерти испугалась, когда вдруг поняла, что между нами все может кончиться.
— О’кей. Другими словами, пока ты не обеспечила себе тыл, ты не давала мне почувствовать и тени сомнения.
— Что значит «обеспечила тыл»?
— Пока ты более или менее не уверилась в своем новом сожителе… Наверно, ужасно трогательно, когда сходятся два таких несчастных человека, к тому же еще мужчина и женщина. Можно броситься друг к другу в объятия, выплакаться — ведь оба такие непонятые, разочаровавшиеся в семейной жизни, такие неудачники…
— Такого циника, как ты, я еще не встречала.
— Ты вообще мало кого встречала.
— Откуда тебе все это известно?
— Господи, да если я чему и научился в жизни, так это искать и вынюхивать…
— У тебя есть частный детектив…
— Ерунда. Вспомни наших друзей в Безацио. Они сразу обо всем прознали. И о том, что ты не раз оставляла Оливера на ночь одного, о том, что эти ночи ты проводила со своим Тобиасом в Асконе… Мне известно даже, сколько ночей ты провела с ним с тех пор, как вернулась сюда.
— Ты шпионишь за мной!
— Если бы я это и делал, ты бы все равно не имела права так вызывающе держать себя со мной. Как подумаю, что мое место должен занять ярко выраженный психопат…
— Ты оскорблен.
— Конечно, оскорблен. Семнадцать лет супружества с тобой были нелегкими. Ты уже три раза убегала. Один раз вернулась беременная. И я никогда ни в чем тебя не упрекал.
— Зато теперь ты выложил мне все сразу, именно теперь, когда ты знаешь, как это у меня серьезно, когда я наконец вполне искренна с тобой и тверда в своем решении… Что ты намерен предпринять?
— Для начала поеду в Париж. На несколько дней.
— Какие у тебя дела в Париже?
— Надо кое-что провернуть для газеты. Кроме того, повидаю Готфрида. У него и остановлюсь.
— Ты сказал — на несколько дней?
— Может, я пробуду там неделю. Пока точно не знаю.
— Ты уезжаешь из-за меня?
— Нет. Но на расстоянии в несколько сот километров мне легче будет обдумать создавшееся положение. А какие планы у тебя?
— Я думаю, мы разъедемся и разведемся.
— Уложи мне средний из моих чемоданов. Я поеду трансъевропейским экспрессом. А сейчас мне надо в редакцию.
— Теперь ты убедился, что я прав? — спросил Зайлер.
Эпштейн ответил:
— Но я ведь не возражал против этого материала.
— Продали на двенадцать тысяч экземпляров больше, — торжествовал Зайлер.
— А ты уверен, что мы на правильном пути?
— Не понимаю тебя…
— Я еще раз перечитал твою статью.
— И что?
— Звучит убедительно.
— Так и должно быть.
— Но в сущности, ты ведь все взял с потолка.
— Я строго придерживался фактов, которые стали мне известны.
— Да, от родителей пропавшей…
— И от твоего собственного сына…
— Но впредь будь сугубо осторожен.
— Я всегда осторожен.
— Оливер иногда прямо-таки пугает меня своей буйной фантазией.
— Оливер обещал сегодня после школы свести меня кое с кем из своих товарищей.
— Я тебе говорил, что сегодня уезжаю в Париж?
— Да, говорил.
— Не знаю, сколько я там пробуду.
— Мы справимся и без тебя.
— Не сомневаюсь. Я бы только хотел, чтобы ты не забыл о нашем уговоре.
— Я же не идиот, не собираюсь копировать «Экспресс».
Пауза.
— Что я тебе еще хотел сказать, — начал Зайлер. — Звонили из полиции.
— Вот как?
— Шеф уголовной полиции выразил нам благодарность.
— Поздравляю.
— Сегодня рано утром водолазы начали обшаривать дно озера.
— Почему дно озера?
— Я предполагаю, что девушку убили и тело бросили в озеро.
— Не слишком старайся для полиции, — предупредил Эпштейн. — Ты меня извини, мне нужно еще кое-кому позвонить… по личным делам.
— Ты читала статью в «Миттагблатте»? — спросил Оливер.
— Какую статью? — спросила Сильвия.
— Сама знаешь какую.
— По-моему, мерзкая стряпня.
— Почему?
— Надо же, чтобы такие происшествия печатала газета, где твой отец — главный редактор.
— Ты просто настроена против папы.
— Не говори глупостей!
— А по-моему, история первый сорт.
— Этот Зайлер — вот кого я действительно не люблю, — он же все высосал из пальца.
— Не скажи…
— Оставь меня в покое с этой историей.
— Послушай, мама…
— Да?
— Что бы ты сказала о гимназисте, который убил свою сверстницу?
— Что тебе, однако, приходит в голову!
— Ну, скажи честно.
— Я бы считала, что это больной человек.
— Почему больной?
— Душевно, психически больной.
— Но почему же?
— Нормальные люди не убивают.
— А я могу допустить, что парень убил из любви.
— Нормальный человек из любви тоже не убивает.
— А из ревности?
— Ревность уже сама по себе болезнь.
— Да ну, с тобой нельзя серьезно разговаривать.
— Что ты хочешь от меня услышать?
— У меня эта история из головы не выходит, — сказал Оливер.
— Это я заметила.
— По-моему, история фантастическая.
— Перестань наконец. В этом деле совершенно не на что опереться, потому я и нахожу стряпню Зайлера такой гнусной.
— Он написал только о том, что могло случиться.
— Может быть, несчастная девушка прочтет теперь эту статью и не захочет вернуться, а будет в отчаянии скитаться по свету…